Официальный культ Сусанина: причины возникновения

Итак, уже с конца XVIII века образ Ивана Сусанина становится в России широко известным, однако, начиная с 30-х годов, эта известность поднимается на порядок выше, быстро перерастая в настоящий официальный культ Сусанина. Причин тому было немало. Очень важную роль, как уже писалось, сыграл в это время “польский фактор”. Как известно, не без влияния французской революции 1830 года, окончательно свергнувшей власть династии Бурбонов, в ноябре 1830 года в Царстве Польском вспыхнуло восстание против российского владычества. Наместник Константин Павлович – брат Николая I, формально бывший в конце 1825 года императором России – едва уцелел, отступив с отрядом русских войск с польской территории. Варшавский сейм объявил о низложении Николая I с польского трона и предъявил претензии на Литву и западные части Белоруссии и Украины, ранее входившие в состав Речи Посполитой. Против восставшей Польши были брошены крупные воинские силы. В октябре 1831 года русские войска во главе с фельдмаршалом И.Ф. Паскевичем взяли штурмом Варшаву, вновь уничтожив недолгую независимость польского государства.
Польское восстание и последовавшая за ним война, бесспорно, сыграли большую роль в том, что с 30-х годов имя Сусанина в России было вознесено так высоко, как никогда до этого. И чем больше российское государство во главе с лично оскорблённым поляками императором причиняло им зла, тем больше ему было оснований – для оправдания современных преступлений – возвеличивать старого русского героя, жертву польской жестокости.
“Польский фактор” при всей его важности, однако, не был решающим. Думается, что даже и без него имя Сусанина всё равно было бы вознесено в то время на вершины официального признания. Главной причиной этого стал политический курс, который начал проводить занявший трон в конце 1825 года император Николай I. Суть его ярче всего выразила появившаяся в начале 30-х годов так называемая теория “официальной народности” с её знаменитой формулой: православие, самодержавие, народность.
Создателем этой теории был президент Петербургской Академии наук С.С Уваров (1786-1855)а , в 1832 году назначенный товарищем министра народного просвещения. В отчёте императору о ревизии Московского университета С.С. Уваров впервые выразил мысль о необходимости всю идейную и культурную жизнь России “привести к той точке, где сольются твёрдые и глубокие знания” с “глубоким уважением и тёплою верою в истинно русские хранительные начала православия, самодержавия и народности, составляющие последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего отечества”.1 Николай I отметил этот отчёт, и в 1833 году его автор стал министром народного просвещения и ведущим идеологом большого периода николаевского царствования (в 1849 году, не разделяя курса на ужесточение правительственной политики, С.С. Уваров ушёл с поста министра в отставку).
Однако при всей важности роли С.С. Уварова подлинным творцом теории официальной народности по праву должен считаться сам Николай I, незаурядная личность которого наложила глубокий и противоречивый отпечаток не всю культурную жизнь страны.
На теорию официальной народности, с 30-х годов ставшей основой официальной идеологии России, б и в XIX-м, и в XX-м веках было вылито – и в значительной степени справедливо – немало грязи. Действительно, в идеологической жизни того времени немало отталкивающего. Достаточно вспомнить грубую брань по адресу западной культуры, сопровождаемую неизменным противопоставлением “растленному” Западу России, сохранившей свою первозданную “чистоту” и “самобытность” и имеющей особое предназначение; чванство былыми русскими победами (и в первую очередь, победой в Отечественной войне 1812 года) – и всё это на фоне крепостного права, усиливающейся технической и военной отсталости, засилья бюрократии и казёнщины.
Но было бы неверно представить эпоху официальной народности только с отрицательной стороны. Продекларированная “народность” – то есть обращение ко всему русскому – требовало конкретного наполнения, и в этом отношении в 20-50 годы было сделано немало положительного. Именно тогда были реставрированы – пусть зачастую и довольно невежественно – многие ценнейшие памятники старины (вспомним, хотя бы, что в 1836 году в Московском кремле был установлен на пьедестал Царь-колокол). В русских городах было сооружено немало памятников деятелям отечественной истории и культуры: Минину и Пожарскому в Нижнем Новгороде (1828 г.), М.В. Ломоносову в Архангельске (1829 г.), Н.М. Карамзину в Симбирске (1845 г.) и др. В начале 50-х годов после специально проведённых раскопок было найдено место захоронения Д.М. Пожарского в суздальском Спасо-Евфимиевском монастыре и на могиле знаменитого полководца установили прекрасный памятник. В местах ратной славы России были воздвигнуты величественные монументы: на Бородинском поле (1839 г.) и на Куликовом поле (1850 г.).
В 30-е годы в архитектуре на смену классицизму, ориентировавшемуся на античные Грецию и Рим, начинается утверждение “национального” стиля, наиболее ярким образцом которого стал храм Христа Спасителя – памятник победы в войне с Наполеоном, заложенный в Москве в 1839 году.
Образ Ивана Сусанина, сложившийся в исторической и художественной литературе к 30-м годам XIX века, был словно создан для того, чтобы стать одним из самых главных героев официальной народности, идеально воплощавшим в себе все три её составные части – православие (потому что Сусанин совершил свой подвиг, конечно, будучи истинно православным человеком), самодержавие (потому что отдал жизнь за царя) и народность (крестьянин в лаптях – уж куда народней). Руководители государственной идеологии поэтому, конечно, не могли пройти мимо его фигуры. Имя Сусанина было подхвачено общим потоком пропаганды официальной народности после известной поездки по России императора Николая I, в ходе которой в начале октября 1834 года он посетил Кострому.

Посещение Николаем I Костромы: начало “взлёта” имени Сусанина

Император прибыл в Кострому из Москвы вечером 7 октября 1834 года, посетив уже до этого ряд мест, неразрывно связанных с русской историей – Смоленск, Малоярославец, Тарутино, Куликово поле. Сразу по прибытии он направился в Ипатьевский монастырь, отстоял молебен в Троицком соборе и осмотрел кельи, в которых в начале XVII века жил Михаил Федорович. Из монастыря Николай I проехал в центр Костромы, на отведённую ему квартиру в самом большом и роскошном доме губернского города, принадлежавшем генерал-лейтенанту С.С. Борщову.

Здесь 8 октября 1834 года состоялась первая встреча государя из Дома Романовых
с потомками Сусанина.

Имя Сусанина прозвучало в этом доме уже утром 8 октября, когда государь в числе других депутаций местного населения принял и группу коробовских белопашцев – потомков Сусанина. Во время приёма белопашцы пожаловались ему на свою бедность, вызванную нехваткой имеющейся у них земли. В ответ император дал “царское” слово улучшить их положение.2
В тот же день наряду с обычными делами – посещением Успенского собора, где царь приложился к Федоровской иконе Божией Матери, и обозрением общественных заведений (острога, лазарета, губернской гимназии и др.), Николай I столкнулся с необходимостью решения ещё одной проблемы. Во время подготовки к его приезду в среде костромского дворянства родилась мысль о сооружении в Костроме памятника Михаилу Федоровичу Романову, причём предполагалось соорудить его в Ипатьевском монастыре. В принятом в сентябре 1834 года определении говорилось: “Никакое, к прискорбию, видимое знамение не указывает пришельцу, что смиренная обитель святого Ипатия была местом, в котором после годины искушения, воссиял первый луч счастья отечества нашего”3. 8 октября это определение “было повергнуто на Высочайшее благоусмотрение”.
Из имеющихся документов не видно, чтобы на памятнике предполагалось поместить фигуры и основателей романовской династии, и Ивана Сусанина, как было в действительности потом, но если это так, то дополнить памятник Михаилу Федоровичу скульптурой Сусанина распорядился сам Николай I. Высочайшее соизволение на сооружение памятника Михаилу Федоровичу и Ивану Сусанину в Костроме последовало 8 июня 1835 года, причём им предусматривалось возвести памятник не в Ипатьевском монастыре, а на центральной площади Костромы, которая в связи с этим переименовывалась из Екатеринославской в в Сусанинскую (поразительный факт – император переименовывал площадь, названную в честь его царственной бабушки, дав ей имя крестьянина).
Николай I покинул Кострому 9 октября – он направился в Нижний Новгород. Пребывание царя в Костроме и положило начало возникновения в России официального культа Ивана Сусанина. После октября 1834 года имя Сусанина стало модным – о нём много писали в журналах и газетах, поэты слагали стихи. Но самым важным последствием посещения Николая I Костромы стало то, что уже в декабре 1834 года молодой М.И. Глинка начал работу над первой русской классической оперой, главным героем которой был Иван Сусанин.4