К окончанию войны имя Сусанина пребывало в ореоле славы – её носитель был признанным героем советской державы, а утвердившийся за ним эпитет – “великий патриот земли русской” – воспринимался почти как особый титул. В победном мае 1945 года, через считанные дни после капитуляции фашистской Германии, в Большом театре состоялась премьера новой постановки оперы М.И. Глинки “ Иван Сусанин”. Эмоциональный подъём тех великих дней радости и надежд не мог, конечно, не отразиться на спектакле. Академик Б. Асафьев в “Правде” сравнивал его финал “Славься” с видом “ликующей массы нашего народа на Красной площади в день величайшей симфонии человеческой радости, в светлый день 9 мая – день празднования небывалой победы могучей Красной Армии”. 1 24 мая на приёме в Кремле командующих войсками Сталин провозгласил свой знаменитый тост за русский народ.2 Откликаясь на эти слова вождя, один из постановщиков оперы, художественный руководитель Большого театра А.М. Пазовский, писал: “Великие и волнующие слова, сказанные на днях товарищем Сталиным о русском народе, – в сердце каждого из нас. Простая, сжатая, предельно ясная в своей обобщённости характеристика русского человека, – как много она объясняет в тысячелетней борьбе русского народа за свою самостоятельность!

Побеждала в прошлом, побеждает и ныне нация Сусаниных – людей “с ясным умом, стойким характером и терпением” а , пламенно любящих свою родину. Глинка воздвиг им памятник, имя которому – бессмертие. Постановкой “Ивана Сусанина” мы присоединяем наш голос к могучему “Славься!”, которое несётся от края до края по всей советской земле, по всему миру в честь великого русского народа”.3

В июне 1945 года в Костроме открылись залы областного музея, бывшие на замке почти 4 года. Особое место в музейной экспозиции занимала выставка “Иван Сусанин – патриот земли русской”, 4 которая была первой – и в дореволюционное, и в советское время – музейной выставкой, посвящённой Сусанину Ещё одним знаком полного признания Сусанина на его родине было то, что в 1947 году домнинский колхоз имени НКВД был переименован в колхоз имени Ивана Сусанина б (возможно ль было такое на заре коллективизации!).

В послевоенном учебнике по истории СССР для 4 класса вновь, как и до революции, в соотвествующем месте появился абзац о Сусанине.6 И, наконец, в 1947 году постановлением правительства РСФСР “знаменитому патриоту русской земли, костромскому крестьянину Ивану Осиповичу Сусанину” было решено соорудить в Костроме памятник, причём его проект был заказан одному из ведущих официальных скульпторов – лауреату Сталинской премии Н.В. Томскому.7

Как мы видим, в первые годы после войны, с их пиком сталинского великодержавия и национализма, отношение к Сусанину (на другом витке истории) как бы вернулось ко временам Николая I. Налицо был весь набор эпохи официальной народности – упоминание в учебниках, предполагаемый памятник, музыкальный шедевр Глинки, общий культ крестьянина-патриота ( не вернулось только благоволение к коробовским белопашцам, а ныне труженикам колхозной деревни).

Однако послевоенное время внесло в трактовку образа Сусанина и свои существенные коррективы. Как мы помним, в войну единственной версией сусанинского подвига была “царская”, однако после победы идеологическая натура советского государства взяла своё. Окончив войну, режим вновь стал закручивать гайки, приструнивая “разболтавшихся” за военные годы и ставших слишком много позволять себе советских людей. В связи с общим усилением реакции в стране, “царская” версия была отброшена, а на передний план выступила версия, целиком отрицающая какую-либо связь подвига Сусанина со спасением царя. в

В августе 1949 года в статье “Иван Сусанин”, помещённой в “Северной правде”, сообщалось, что во время продвижения ополчения Минина и Пожарского “ряд вооружённых польских отрядов пытается преградить ополчению путь к Москве. Один из таких отрядов, двигаясь с севера по направлению к Москве, подошёл к д. Деревнища, расположенной близ с. Домнина г <...> Здесь поляки встретились с крепостным крестьянином Иваном Сусаниным и потребовали от него сказать, где находится стан Минина...”9 – ну и т.д. Не сказав ни слова о Михаиле Федоровиче, автор в конце статьи замечал: “Царское правительство пыталось дать искажённый образ Ивана Сусанина, показывая его как спасителя царской особы, как раба, преданного своему господину”.10 В новом учебнике по истории СССР для 4 класса, где опять упоминалось об Иване Сусанине, не было сказано ни слова о Михаиле Федоровиче. В учебнике, из которого большинство детей впервые узнавало о Сусанине, говорилось: “Много героев выдвинул русский народ в борьбе с польскими захватчиками. Одним из таких героев и был крестьянин Иван Сусанин. Польский отряд заставил его быть проводником. Сусанин, жертвуя своей жизнью, завёл отряд в лесные дебри. Сусанин был зарублен поляками, но польский отряд не мог выбраться из леса и погиб”.11

В марте 1952 года в большой статье в “Северной правде”, посвящённой отмечаемому тогда 800-летию Костромы, говорилось о подвиге Сусанина: “...когда один из польских отрядов польских панов, возвращаясь из Галича в Москву, попал в деревню, где жил Сусанин, поляки потребовали проводника. В сентябрьскую осеннюю ночь Сусанин завёл интервентов в непроходимое болото. Враги убили его, но и сами погибли.

Дворянские и буржуазные историки исказили факты. Они писали, что Иван Сусанин совершил свой подвиг, спасая Михаила Романова, который, якобы, в это время находился в Ипатьевском монастыре, а польский отряд искал дорогу в Кострому, чтобы убить Михаила Романова, как претендента на русский престол.

Это неверно. Иван Сусанин был убит в конце сентября 1612 года, а Романов прибыл в Кострому в начале января 1613 года, чтобы быть ближе к Москве. Иван Сусанин не только никогда не видел Михаила Романова, он не знал о его существовании”.12

Через несколько дней в юбилейном номере газеты, посвящённом 800-летию Костромы, в одной из статей говорилось, что в летописи костромской земли навсегда останется “героический подвиг Ивана Сусанина, который завёл в непроходимое Исуповское болото крупную часть противника. Изрубив саблями Сусанина, поляки сами погибли в бездонном болоте. Приняв мученическую смерть, Сусанин показал пример беззаветного служения своему народу”.13

Осенью того же 1952 года в Костроме произошло событие, показавшее необычайно высокий официальный статус Сусанина. Внешне оно было достаточно скромным – в Костроме переименовали в честь Ивана Сусанина одну из улиц. Значение этого факта понимается, если учесть, что до переименования эта улица носила имя Сталина. Столь поразительное для сталинской эпохи событие произошло при следующих обстоятельствах. Накануне открытия XIX съезда ВКП(б) осенью 1952 года в Костроме решились-таки устранить вопиющий “недостаток”: отсутствие в центре города улицы, носящей имя мудрого вождя и учителя партии и народа. Конечно, в Костроме с 1925 года существовала улица Сталина (бывшая Лазаревская) - улица в то время окраинная и во всех отношениях малозначительная, что показывает, как мало ещё в середине 20-х годов Сталин воспринимался ведущей фигурой партии и государства. И вот, накануне открытия съезда, было решено переименовать в проспект Сталина одну из центральных улиц города, с 1918 года носящую имя Луначарского (бывшую Павловскую). В результате ансамбль названий центра Костромы приобрёл полную завершённость: от площади Революции (бывшей Сусанинской) отходила улица Ленина (бывшая Еленинская), а рядом с ней пролегал проспект его соратника и гениального продолжателя. Одновременно переименовали и улицу Сталина (похоже, положено было иметь в каждом городе только по одной улице, носящей имя вождя). И, наверное, властям нелегко дался вопрос – как назвать бывшую улицу Сталина, однако, как видим, сочли, что великий патриот Сусанин – достойная замена великому организатору всех наших побед. Так в нашей стране появилась первая улица Ивана Сусанина.14 Конечно, на общем благополучном фоне не обошлось без отдельных “недостатков”. Примерно к 1947 году пик дружественности в отношении сталинского государства к Русской Православной Церкви был пройден (хотя внешне почтительное отношение к ней сохранялось до самой смерти Сталина), и именно в это время была закрыта Троицкая церковь в селе Исупове, уцелевшая в 30-е годы. В мае 1948 года исуповская церковь лишилась очень уважаемого прихожанами о. Алексея Воскресенского (он был перемещён в другой приход, а вскоре арестован и погиб в лагере); год церковь простояла запертой, а в мае 1949 года , её, как “нефункционирующую”, несмотря на все протесты общины, закрыли. Летом по укоренившейся советской традиции в бывшую церковь уже ссыпали поспевшее на полях колхоза им. Сталина зерно урожая 1949 года...15

В марте 1953 года умер Сталин. Через несколько месяцев, 16 июля 1953 года, Домнино посетил, завершив гастроли в Костроме, солист Большого театра, народный артист СССР М.Д. Михайлов – бывший протодиакон и один из лучших исполнителей партии Сусанина в советское время. Беседуя с домнинцами, М.Д. Михайлов, в частности, сказал, что опера “Иван Сусанин” была “одной из любимейших опер Иосифа Виссарионовича Сталина”16.

В бурные времена второй половины 50-х – начала 60-х годов многое в нашей стране изменилось, но отношение к Сусанину осталось прежним, хотя официальный его культ в послесталинское время, пожалуй, несколько потускнел. В литературе о Сусанине по-прежнему господствовала “антимонархическая” версия его подвига.

В вышедшем в 1955 году в Москве очередном томе академических “Очерков истории СССР” о подвиге Сусанина было сказано так: “Героическое сопротивление оказывало население оголтелым и озлобленным поражениями отрядам шляхты. Народная память донесла до нас имя подлинного героя русской земли — крестьянина-старика Ивана Осиповича Сусанина, не допустившего прохода поляков к важному пункту Домнино. Спасая родину, Сусанин был изрублен польскими интервентами, но и их отряд не смог выбраться из заснеженных топей Исуповского болота”.17

В 1959 году в Костроме вышла книга Н.Н. Владимирского “Костромская область. Историко-экономический очерк”, представлявшая собой первую попытку показать историю костромского края с древнейших времён до 50-х годов XX века. В этой книге была изложена господствовавшая в то время точка зрения на обстоятельства гибели Сусанина. Н.Н. Владимирский писал: “В 1612 г. из Нижнего Новгорода на Москву двинулись крупные силы народного ополчения во главе с Мининым и Пожарским. Народные войска шли через Кострому и Ярославль, пополняясь в пути новыми и новыми отрядами добровольцев. Узнав об этом, поляки стали стягивать свои силы, разбросанные в ряде северных пунктов, к Москве. Один из таких отрядов, направляясь с севера к Москве для борьбы с ополчением Минина и Пожарского, приблизился к деревне Деревнища близ Домнино, Костромской области. Поляки захватили крестьянина Ивана Сусанина, желая использовать его как проводника. Вместо того, чтобы показать интервентам наиболее короткий путь на Москву, Сусанин завёл их в лесные дебри на болоте. Поляки убили Сусанина, но не зная выхода и сами погибли”.18

В отличие от Н.Н. Владимирского большинство авторов, писавших тогда о Сусанине, излагали свои мысли отнюдь не в академической манере. В 1963 году в большой статье “Подвиг, вошедший в историю”, напечатанной в “Северной правде”, сотрудник костромского музея Н. Ерошин писал: “Духовенство и царские прислужники, вопреки историческим фактам, утверждали, что Иван Сусанин свой патриотический подвиг совершил во имя спасения Михаила Романова, которого якобы разыскивал польский отряд, чтобы убить его, как русского царя, избранного московским собором на престол России. Такое толкование патриотического подвига Сусанина потребовалось Романовым для того, чтобы связать свой приход к власти с народом, показать, что он поддерживал царя. <...> Истинная правда подвига народного героя-костромича Ивана Сусанина такова, что он спасал не царя, а честь русскую.

Иван Сусанин, житель далёкой от Москвы деревни, затерявшейся в костромских лесах не мог знать об избрании Михаила Романова царём России, ибо об этом тогда (до получения от Романова согласия) нигде ещё не объявлялось. Вместе с этим польский отряд не мог знать о решении Земского собора избрать царём России Михаила Романова, так как блуждал и был оторван от событий”.19 По мнению Н. Ерошина, Сусанин пал жертвой заблудившегося польского отряда, который “искал дорогу на Москву”.

Впрочем, не было в это время более ярого врага “монархической басни о Сусанине”, чем Борис Васильевич Белоцерковский - самая, пожалуй, яркая фигура сусаниноведения 50-60 годов. Б.В. Белоцерковский (1893-1971) был человеком непростого жизненного пути. Выпускник Тамбовской гимназии и Московского университета, в котором он окончил физико-математический факультет, Белоцерковский с 1926 года жил в Ленинграде, где преподавал математику сначала в педагогическом институте им. Герцена, а затем – в институте народного хозяйства им. Энгельса. В августе 1941 года, когда фронт приблизился вплотную к Ленинграду, Белоцерковский ушёл в армию добровольцем. В декабре того же года он был по болезни демобилизован и возвратился в Ленинград, где был назначен директором детского дома и вместе с ним эвакуировался в Сусанино. В Сусанине он уже вскоре стал работать в райкоме партии, вначале инструктором, а затем – заведующим отдела агитации и пропаганды.19

Выполняя обычную работу пропагандиста: призывая колхозников ударно провести сев и уборку, агитируя перед выборами за кандидатов “нерушимого блока коммунистов и беспартийных”, руководя сетью кружков по изучению биографии И.В. Сталина и борясь с “религиозными пережитками” – Белоцерковский активно занялся и краеведением. Естественно, что одной из главных его тем стала сусанинская – во многих своих статьях, опубликованных в районной и областной газетах, и в вышедшей в 1959 году книге “На родине Ивана Сусанина”, он коснулся различных её сторон. Бесспорно, что краеведческая деятельность Белоцерковского – как и деятельность любого краеведа – имела определённое положительное значение (и мы об этом ещё будем говорить). Но бывший выпускник университета, ставший партийным пропагандистом, к сожалению, пропагандистом оставался и когда писал о Сусанине – от его публикаций так и веет духом 30-х годов, духом классовой борьбы и нетерпимости. И дело, конечно, не в каких-то цензурных соображениях – Б.В. Белоцерковский был совершенно искренен.

Главным делом краеведа было многолетнее отстаивание тезиса о том, что никогда и никакого царя Сусанин не спасал – этим были пронизаны все высказывания Белоцерковского о знаменитом народном герое. Вот что, например, писал он о старом монументе на Сусанинской площади в Костроме: “Талантливый скульптор В.И. Демут-Малиновский блестяще выполнил социальный заказ монархистов: его творение более полувека было доходчивым и красноречивым пропагандистом верноподданнических идей”.19 В другой работе, описав всю “неприглядность” бронзовой фигуры стоящего на коленях Сусанина, он восклицал: “Разве <...> это походит на Сусанина, в подвиге которого были проявлены лучшие черты русского народа - любовь к свободе, ненависть к угнетателям, преданность родине и героизм в её защите? Нужно ли было сохранять памятник, исказивший правду? Конечно нет! Вот почему народ, взявший власть в свои руки, снял этот памятник”.22 Белоцерковский испытывал неловкость за К.Ф. Рылеева, автора знаменитой “Думы”, о котором он писал: “На первый взгляд кажется непонятным, что Рылеев, по убеждениям республиканец и активный участник вооружённого восстания против самодержавия, прославлял спасителя царя. Это противоречие можно объяснить так: во-первых, монархические строки поэмы являлись вынужденной данью царской цензуре; во-вторых, поэт стал республиканцем лишь через несколько лет после создания поэмы”23 (в 1968 году, когда исполнилось 145 лет выхода в свет думы о Сусанине, Б.В. Белоцерковский своею властью устранил это “противоречие”, опубликовав в районной газете текст думы, из которого он лично выбросил все упоминания о Михаиле Романове).

А вот как Б.В. Белоцерковский описывал сам подвиг Сусанина: “Зимой 1613 года один из польских отрядов, блуждая по лесам и снегам в районе Молвитина, попал в деревню Деревеньки. Местный крестьянин Домнинской вотчины бояр Романовых Иван Сусанин согласился быть проводником поляков, которые требовали вывести их безопасным путём на нужную дорогу: интервенты избегали больших и людных дорог, боясь “засек” и “засад”, в которых сидели “шиши” – партизаны.

По преданию, Сусанин повёл отряд из Деревенек руслом реки Корбы мимо села Домнино и деревень Перевоза и Холма и завёл его в низину реки Шачи, в лесные дебри, в непроходимое, не замерзающее местами болото. Здесь получив отказ провожатого вывести их на дорогу, интервенты после пыток и истязаний убили Сусанина, но сами погибли. Чем же был вызван героический подвиг Ивана Сусанина? Из многочисленных документов тех лет видно, что польские интервенты убивали и насиловали крестьян, отбирали у них скот, хлеб и другое имущество, сжигая дома и целые деревни, оставляя население без крова, разутым и раздетым, обречённым на голод, нищету и вымирание. Это испытывали и домнинцы. У них росла ненависть к захватчикам. За исстрадавшийся народ, за поруганную честь Родины они были готовы при удобном случае отомстить врагу.

Поляки в тот день учинили зверскую расправу с односельчанами Ивана Сусанина. д Это переполнило чашу его ненависти к врагам: выполняя неписаный наказ земляков и всего русского крестьянства, патриот Сусанин стал народным мстителем. Таким его представляют и народные сказания”.24

И всё это писалось, словно и не существовало достижений дореволюционных исследователей (А.Д. Домнинского, В.А. Самарянова, Н.Н. Виноградова и др.), с работами которых Белоцерковский был знаком! е

Реальный фон, на котором происходило развенчание “монархической легенды” о Сусанине, был таков. Уже в 50-е годы, подточенная коллективизацией, войной и послевоенным колхозным временем, исчезла с лица земли существовавшая, по крайней мере с XVI века, деревня Деревеньки – родина Сусанина, от которой осталась только памятная часовня, освящённая в 1913 году. Судьба этой часовни в советское время была достаточно традиционна. Приписанная к Спас-Хрипелёвскому приходу, она до конца 30-х годов оставалась нетронутой, внутри её сохранялся иконостас и висела большая литография, изображавшая гибель Сусанина. Интерьер часовни сохранялся ещё и в начале 50-х годов, однако, по-видимому, в 1954 году, после известного антирелигиозного постановления ЦК КПСС, местные власти, спохватившись, что и у них под носом остался такой “очаг религиозного дурмана”, приняли соответствующие меры: иконы из часовни были удалены, а само здание стало использоваться под сенной склад.

Сохранилось свидетельство о том, как выглядела часовня в Деревеньках в конце 50-х годов, когда костромской писатель К.И. Абатуров привёз сюда абхазского писателя Г.Гулиа, желавшего посмотреть на родину знаменитого Сусанина. К.И. Абатуров пишет: “Часовня стояла обшарпанная, на дверях висел ржавый замок. Открыли – в неё не ступить: вся снизу доверху, до самой крыши была забита сеном, лежало оно, видимо, давно, потому что пахло плесенью. У входа топтался угреватый мужичонка, глядевший исподлобья. Его было это сено. – Так-то вы храните память о своём земляке, – покачал головой Гулиа. – Вы про сено? – переспросил тот. – Дак строение пропадало, отдали...

Считал он себя правым, и других мыслей, похоже, у него не возникало. Раз отдали... На обратном пути Гулиа вздыхал. <...> Я молчал, не поднимая головы. Стыдно было перед уважаемым писателем, приехавшим издалека ради поклонения русскому герою и увидевшим такое осквернение святого места...”26

С практикой использования часовни в Деревеньках в роли сенного склада боролся Б.В. Белоцерковский, повсюду выступавший за приведение часовни – памятника Ивану Сусанину – в мало-мальски приличный вид. В мае 1959 года он писал в районной газете “Ленинская правда”: “... многие забыли, что часовня является памятником Сусанину. Видимо, поэтому в колхозе её часто используют как склад.

Сусанинский научно-краеведческий кружок принял решение о превращении сооружения в памятник-музей Ивана Сусанина. Она будет приведена в порядок, огорожена. На ней будет помещена мемориальная доска, указывающая когда в честь Ивана Сусанина земляки поставили это сооружение. ж Внутри можно поместить выставку, посвящённую истории Деревенек и Домнина, подвигу Сусанина”.27

(До осуществления этих планов в жизни было ещё далеко.)

Судьба находящейся в нескольких километрах от часовни Преображенской церкви в Спас-Хрипелях – где, как мы помним, были похоронены близкие Сусанина, в том числе и Богдан Собинин – сложилась ещё хуже. По свидетельству местных жителей, примерно в 1963 году прекрасное здание церкви, построенное в стиле классицизма, было разобрано: предполагалось получить какое-то количество кирпича, но получили лишь щебёнку, которую пустили на бут фундаментов животноводческой фермы в деревне Митирёво. з От храма осталась только красивая трехъярусная колокольня, и поныне возвышающаяся на склоне над шачинской долиной... и

Некоторые перемены к лучшему в сусанинских местах начали происходить лишь с середины 60-х годов.

После отстранения от власти в октябре 1964 года Н.С. Хрущёва в политике государства по отношению к историческому наследию проявились некоторые новые подходы (в частности, было объявлено о создании Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры), стал делаться несколько больший упор на патриотизм, на героические традиции народа, тесно связанные с современностью, и т.д. Новые веяния достигли и костромской земли: в начале 1965 года костромской обком КПСС принял постановление “Об увековечивании памяти Ивана Сусанина”, 28 которым предусматривалась мемориализация сусанинских мест, открытие музея в Сусанине, открытие в Костроме памятника Сусанину и др.

В 1965 году было решено соорудить памятный обелиск неподалёку от Исуповского болота – в деревне Холм; вскоре был готов и проект обелиска. Его автор архитектор Ю.С. Соловьёв писал: “Обелиск будет представлять собою прямоугольную колонну из бетона высотой 9 метров. И рядом по горизонтали – стенка с памятной надписью. Перед ней – чёрная металлическая чаша, которая символизирует меру народного горя и беды. По плану этот памятник должен быть установлен уже летом 1965 года”.29 К счастью, не все планы у нас выполняются и бездушно-холодный мемориал у Исуповского болота так и не появился. Чему мы должны быть благодарны за это – осознанию низкого качества проекта или отсутствию хороших дорог до Холма?

Весь 1966 год в селе Сусанине шла подготовка к открытию музея памяти Ивана Сусанина – филиала областного музея-заповедника. Инициатором и главным создателем музея был Б.В. Белоцерковский, который, выйдя на пенсию, всецело посвятил себя сбору материалов по истории края, основное внимание уделяя, конечно, сусанинской теме. 7 ноября 1959 года в районном Доме культуры открылась созданная им выставка “Иван Сусанин”, явившаяся как бы прообразом будущего музея. Выставка состояла из разделов “Патриотический подвиг Ивана Сусанина” и “Сусанинцы – герои Великой Отечественной войны”, на ней также были представлены стенды с портретами передовиков труда Сусанинского района.30 Через несколько лет для музея было выделено помещение в одном из старых зданий села, и в канун нового, 1967 года, он принял первых посетителей.31 Открытие музея, безусловно, – явление положительное. Другое дело, что он был типичным советским музеем – т.е. не очагом культуры, где можно увидеть объективную картину прошлого родного края, а одним из средств “коммунистического воспитания трудящихся”. Основной упор в музейной экспозиции делался на показ героических традиций нашего народа, людей, повторивших подвиг Сусанина, местных Героев Советского Союза и т.д. Подвиг Сусанина освещался, разумеется, строго в “антимонархическом” духе.

Одним из экспонатов музея стала и вышедшая в 1965 году в Ярославле первая часть повести А.Ф. Румянцева “Я видел Сусанина”(вторая часть вышла в 1968 году) – первое прозаическое произведение о Сусанине, написанное в советское время.

Автор повести А.Ф. Румянцев (1912-1975), уроженец граничащего с Сусанинским Судиславского района, участник войны, долгое время учительствовавший в сельских школах, написал её для детей. Конечно, в этой книге сильно чувствуется “дух эпохи”, в которую она была создана, – это сказалось, например, и в чрезмерном очернении Филарета Никитича, и, разумеется, вообще Романовых, и в строго классовом подходе к событиям Смутного времени. В начале повести Сусанин показан мирским старостой, всячески защищающим крестьян от произвола жестокого приказчика вотчины Акинфия, по прозвищу “Полтора пуза”. О происхождении Сусанина и его прозвания мы узнаём следующее. Приказчик замечает своему подручному Митьке Носу на его слова о том, что “Сусанин-старостишка мужикам слабит”:
“– Надоел звон: Сусанин, Сусанин... Фамилией, как дворянина, жалуешь лапотника. <...>
– Гы–гы... это старостишке тут прозвище <...> . Ходит бывальщина, осударь, что жила тут-ка нищая Саня. Из погорелок заболотских – давно, слышь, дело-то было... “Подай-су”, “пожалей-су”, – к каждому слову “су” да “су”... Вот и того... и звали “Сусаня”, хе-хе...
– Ну?
– Иванишку-старостишку, когда тот ещё дитёнком был, Сусаня-христорадница в приёмыши, бают, взяла. Вот Сусанин стал”.32

Вскоре владелец вотчины Филарет Никитич, приехав в Кострому, вызывает Сусанина к себе и назначает его приказчиком вотчины взамен смещённого Акинфия. Автор передаёт мысли Филарета: “Ведь и Акинфия он убрал из Домнина отнюдь неспроста. Этот Акинфий – вепрь хищный – ладно ему послужил и послужит ещё, ох, верой послужит! Но ветер пока не тот. Зажми благородный свой нос, а к черни приглядывайся: пусть она, чернь вонючая, учится из-под твоей руки смотреть.

Ведь как всегда бывает перед грозой? Дельный хозяин сам оглядит хозяйство и двор: там приберёт, чтоб не сорвало, здесь поукроет да укрепит, наперёд загадывая... А владыке простительно ль жить без загадов? Вот уберёт он, скажем, лютого вепря-приказчика, простым лапотником заменит его на время – и чернь в ноги к тебе же падёт! Убыток вотчине? Пусть! Надо идти и на это: пусть уж Сусанин-староста тешит пока смутьянов”.33

Конечно, превращение Сусанина-старосты в Сусанина-приказчика происходит в повести достаточно искусственно (историк В.Н. Бочков в своём отзыве на первую часть книги заметил: “Хочется всё же предостеречь автора: не слишком ли фантастична придуманная им биография Сусанина? Стоило ли, например, делать простого крестьянина управляющим крупной вотчиной?”34). По-видимому, А.Ф. Румянцев пошёл на такую искусственность вполне сознательно: ведь негоже будущему народному герою стать боярским прислужником иным – более обычным – путём. Если уж суждено Сусанину стать приказчиком, то пусть он будет как бы не настоящий приказчик, а условный, временный. Однако нельзя не отдать должного писателю: пусть так, но он всё-таки назвал Сусанина приказчиком домнинской вотчины, что для того времени было шагом весьма смелым.

Действие повести “Я видел Сусанина” начинается в 1608 году, а так как А.Ф. Румянцев умер, не завершив её, то мы не знаем, как бы он показал гибель Сусанина. Бесспорно лишь одно – Сусанин в книге не отдал бы жизнь “за царя”. Именно поэтому уже первая часть повести вызвала живейшее одобрение Б.В. Белоцерковского, который писал: “Повесть А. Румянцева имеет огромное воспитательное значение – страница за страницей разоблачает бытующую ещё и до сих пор монархическую небылицу о том, что Сусанин пожертвовал собою, якобы для спасения жизни царя Михаила. Автор показывает, что “Сусанин – это не холоп: душа Сусанина – иная душа. Это – народный герой”.35

Нельзя не пожалеть, что книга А.Ф. Румянцева осталась незаконченной. При всех своих изъянах она представляется весьма добротной исторической повестью.

В это же время полным ходом шли работы по созданию в Костроме памятника Сусанину – первого в России в послереволюционное время. Его открытие в 1967 году – году 50-летия Октябрьской революции – стало своего рода апофеозом Сусанина всего этого, начавшегося с конца 30-х годов, периода.

Поскольку Сусанин в конце 30-х годов был вновь объявлен народным героем, то неизбежно должен был встать и вопрос о сооружении ему памятника. Идея о построении нового – советского – памятника Сусанину в Костроме родилась, как мы помним, в первые послевоенные годы. В начале октября 1947 года “Северная правда” сообщила, что “правительство Российской Федерации удовлетворило ходатайство областного Совета депутатов трудящихся об отпуске средств на сооружение в Костроме памятника знаменитому патриоту русской земли, костромскому крестьянину Ивану Осиповичу Сусанину. Началась подготовка к строительству монумента. Проект его заказан скульпторам лауреату Сталинской премии Н. Томскому, Г. Мотовилову и П. Дзюбанову. Памятник будет открыт в будущем году”.36

Как видим, предполагалось, что памятник Сусанину будет делать Н.В. Томский – один из официальных советских скульпторов, автор известного памятника Кирову в Ленинграде и многочисленных ленинских монументов по всей стране. Открытие же памятника первоначально намечалось уже в 1948 году – году 335-летия гибели Сусанина. Однако сбыться этим планам было не суждено. Н.В. Томский по каким-то причинам не стал делать памятник, поручив эту работу своему ученику Н.А. Лавинскому, защитившему диплом по проекту памятника Сусанину в 1952 году.36 Уже в дипломной работе у Лавинского сложился образ монумента, который спустя годы был установлен в Костроме – фигура крестьянина в долгополой одежде, стоящая на массивном цилиндрическом постаменте. Тогда же был определён и материал памятника – белый известняк. В конце 1958 года Министерство культуры РСФСР поручило Н.А. Лавинскому выполнение памятника Сусанину в Костроме, а уже в феврале 1959 года костромской горисполком утвердил его проект и место постановки.

Трудно сказать, почему новый памятник не стали ставить на месте прежнего – “царского” (видимо, при всём возвеличивании, Сусанин до того, чтобы стоять в центре социалистической Костромы посреди площади Революции, всё-таки не дотягивал). Место для него было выбрано на самом краю бывшей Сусанинской площади – на Молочной горе, над съездом к Волге, на месте разрушенной в 1924 году часовни Александра Невского, сооружённой в начале 80-х годов XIX века в память о погибшем Александре II (именно разрушением этой часовни было положено начало массового уничтожения храмов Костромы). На выбор места повлияло, конечно, его положение у спуска к Волге; и с некоторых точек прямой и короткой улицы, упирающейся в реку, памятник сейчас смотрится довольно выразительно, но в целом место для монумента было выбрано неудачно – фактически спиной к историческому центру Костромы, спиной к людям.

Вскоре скульптор выполнил рабочую модель памятника из гипса, которая была доставлена в Кострому. Костромская печать благожелательно освещала работу по созданию сусанинского монумента. Автор одной из публикаций в 1960 году писал: “Перед нами проект будущего памятника. Он изображает фигуру крестьянина, крепко стоящего на своей земле. Его вытянутая рука как бы является символом смертного приговора врагам, посягнувшим на нашу землю, – это обобщённый карающий жест. Если правая рука Сусанина выражает идею: “Русская земля – место вашей гибели”, то левая рука, держащая палку, служит Сусанину опорой на родную землю, откуда он черпает мужество и волю”.38

По-видимому, открытие памятника предполагалось в 1962 году, но вдруг – ведь страна переживала бурное время хрущёвских реформ – всё круто переменилось. 18 сентября 1961 года бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совет министров РСФСР приняли постановление “О сооружении памятников на территории РСФСР”, через несколько дней – 28 сентября – аналогичное постановление “Об устранении излишеств в расходовании государственных и общественных средств на сооружение памятников” приняли ЦК КПСС и Совет министров СССР. В результате этого в стране были прекращены работы почти на сотне памятников, в число которых попал и монумент народному герою в Костроме.

Однако 14 октября 1964 года на пленуме ЦК партии Н.С. Хрущёв был смещён со всех постов, и уже 30 октября в “Северной правде” появилась статья, вопрошающая: “Когда же, наконец, в Костроме воздвигнут памятник Сусанину?”39 Ставший жертвой хрущёвского “волюнтаризма” монумент был срочно реабилитирован. По ходатайству костромских властей постановлением правительства РСФСР в мае 1965 года на завершение памятника Сусанину были отпущены средства. В начале сентября 1965 года хранящийся в Ипатьевском монастыре макет памятника был собран и установлен на дворе перед Свечным корпусом (таким образом, как бы спустя целую историческую эпоху, осуществилась идея костромского дворянства об установке здесь памятника Сусанину). Макет мало кто видел, но, к несчастью для Н.А. Лавинского, в то время в монастыре велись реставрационные работы. Работники костромской реставрационной мастерской имели возможность оценить макет памятника по достоинству, и следствием этого стало письмо группы архитекторов и художников, к опубликованное в “Северной правде” в конце сентября 1965 года. В нём, в частности, говорилось: “Предлагаемый проект памятника Сусанину в его теперешнем виде, на наш взгляд, грешит настолько крупными недостатками, что неизбежно возникает вопрос: достоин ли он места, ему предназначенного? <...> Уместным считаем напомнить, что лучшие монументы или здания, играющие роль архитектурно-художественной доминанты, во всём определялись уже существующим <...> окружением. Лишь при таком логическом ходе – от общего к частному – возможно художественное единство, гармония во всех частях ансамбля. <...> Пренебрежение этим правилом в полную меру сказалось в облике памятника – он не масштабен застройке площади, не масштабен мягкой пластике невысоких стелющихся аркад торговых рядов (непомерно увеличена общая высота, нарочитая грубость силуэта, подавляющая тяжесть цилиндрического пьедестала).”40

Авторы письма предложили установить модель памятника на предполагаемом месте его постановки – на Молочной горе. Письмо завершалось словами: “Пусть костромичи взглянут на него и выскажут своё суждение. Памятник народному герою должен стать народным делом”.41

Это предложение было принято, и в октябре 1965 года макет памятника установили на Молочной горе. Около месяца шло его обсуждение, газеты публиковали отзывы жителей города, среди которых было немало положительных, но преобладали всё же отрицательные. Одна из костромичек писала о макете: “Размер его не соответствует образу: возникает неприятное чувство подавленности. Даже памятник Минину и Пожарскому на Красной площади более лёгкий. В наше время поставить памятник Сусанину нужно так, чтобы это было скромно, чтобы это была память, а не доминанта, подчиняющая себе всё вокруг. <...> Самое неудачное впечатление памятник оставляет со стороны Волги, к которой он обращён лицом. Основание пьедестала, связывающее скульптуру с землёй, срезается , и фигура сливается с постаментом в тяжёлую массу”.42

1 ноября 1965 года в зале областного совета профсоюзов состоялось обсуждение макета общественностью Костромы. Его участникам было зачитано письмо Н.В. Томского (всё это время будущий президент Академии художеств активно поддерживал монумент своего ученика), убеждавшее: “Этот памятник будет служить не только памятью о подвиге Ивана Сусанина и украшением города, но и обязательно в каждом человеке, кто внимательно его рассмотрит и почувствует, будет поднимать те высокие чувства патриотизма, которые так искренне и с любовью выражены автором в образе Ивана Сусанина”.43 Окончательное слово, как всегда, было за партией: в начале ноября 1965 года бюро обкома партии во главе с 1-м секретарём Л.Я. Флорентьевым, осмотрев макет, дало ему положительную оценку. После этого процесс строительства памятника, несмотря на все попытки части общественности помешать ему, пошёл: на заводе художественного литья в Мытищах была высечена из известняка фигура Сусанина, летом 1967 года на Молочной горе начался её монтаж.

Разумеется, во всех публикациях, посвящённых сооружению памятника Сусанину, ни под каким видом не упоминалось одиозное имя основателя Романовской династии. Накануне открытия памятника в “Северной правде” было опубликовано “Слово об Иване Сусанине” Б.В. Белоцерковского, в котором автор, обрушившись ещё раз на “монархическую легенду”, написал о Сусанине: “Это был крепостной, всю жизнь трудившийся на господ-бояр, терпевший от них гнёт и унижение, мечтавший вместе со своими земляками о вольной и более счастливой жизни”.44

Торжественное открытие памятника состоялось 28 сентября 1967 года. Молочная гора была заполнена народом. У монумента, закрытого белым покрывалом, парусящим на ветру, стояла трибуна, украшенная кумачовым лозунгом: “Сусанин и сейчас живёт, вечный гражданин России!” Само открытие “Северная правда” описывала так: “... благодарные потомки, земляки-костромичи собрались <...> на митинг, посвящённый открытию в нашем городе памятника великому патриоту земли русской. Среди присутствующих – рабочие, представители интеллигенции, школьники, старые коммунисты, участники Великой Отечественной войны. Приехала авторская группа, создавшая памятник Ивану Сусанину”.45 Вступительным словом митинг открыл председатель костромского горисполкома И.Н. Захаров, л в частности, сказавший: “Из глубины веков пришёл на волжский берег великий гражданин России Иван Сусанин. Он пришёл, когда труженики Костромской области удостоились высшей награды страны – ордена Ленина. м Этот орден, не только на знамени области, он горит на груди каждого из нас. Иван Осипович Сусанин видит сегодня новую Кострому, город замечательных тружеников, хлеборобов и металлистов, ткачей и инженеров, учёных и студентов”.46 Митинг был объявлен открытым, прозвучал Гимн Советского Союза. Первым – от людей науки – выступил кандидат исторических наук К.А. Булдаков, рассказавший о борьбе русского народа против “панских захватчиков” и заявивший, что “в наши замечательные дни, когда советские люди готовятся отметить 50-летие Великого Октября, мы глубоко ценим историческое прошлое нашей Родины, традиции нашего народа”.47 После него – от участников войны – выступил Герой Советского Союза И.Т. Шейкин, “посвятивший своё выступление подвигам советских людей в годы Великой Отечественной войны, героическим традициям нашего народа”.48 От имени земляков Сусанина выступил директор совхоза “Сусанинский” н А.П. Маков, сказавший: “Трудящиеся Сусанинского района рапортуют сегодня Родине о новых свершениях. Мы горды тем, что наша земля дала такого замечательного героя, как Иван Сусанин. И мы с честью носим его имя”.49 От имени молодёжи выступила секретарь комсомольской организации прядильной фабрики им. В.И. Ленина Т. Кошелева, от детей – пионер Серёжа Салуянов, заверивший Сусанина, что “если нависнет над нашей страной опасность, то знай, что каждый из нас будет готов повторить твой подвиг”.50 Последним на митинге выступили скульптор Н.А. Лавинский и председатель московского отделения Союза художников РСФСР А.Л. Малахов.

Само открытие памятника “Северная правда” описывала так: “По поручению бюро горкома партии и исполкома горсовета право открытия памятника предоставляется Герою Советского Союза Е.В. Анисимову, члену КПСС с 1917 года А.Н. Колобовой, секретарю горкома партии И.А. Торгованову и наладчику Сусанинской фабрики Р.К. Солдатову.

Ниспадает белое покрывало, и перед взорами присутствующих предстаёт фигура русского крестьянина, бессмертного в своём величии, словно бы идущего на подвиг. Торжественно звучит “Славься...” На постаменте надпись: “Ивану Сусанину – патриоту земли русской”. К памятнику ложатся букеты цветов”.51

Итак, памятник над спуском к Волге был открыт о и зажил собственной жизнью. Вписался ли он за минувшие тридцать лет в исторический ансамбль центра города, стал ли он, подобно монументу В.И. Демут-Малиновского, одним из символов Костромы? Конечно, к нему привыкли, но памятник Лавинского так и остался для центра города явлением чужеродным. Предупреждения тех, кто говорил о его чрезмерной величине, о неудачно выбранном месте установки, а также материала, п к сожалению, оправдались полностью. Нельзя, конечно, сказать, что этот памятник изуродовал Кострому, но подавно нельзя – что украсил.

В послевоенное время образ Сусанина постепенно становится одним из излюбленных у советских поэтов, к которому они охотно и много обращаются. Поэтическая “Сусаниана” того времени велика: в ней есть и талантливые, и бездарные, и серые произведения, но был ряд принципиальных моментов, которых придерживалось – вольно или невольно – подавляющее большинство поэтов того времени. В первую очередь – это, конечно, отрицание того, что Сусанин отдал жизнь за царя, нередко при этом усиленное антирелигиозными мотивами.

Чуть ли ни единственным исключением из этого правила за весь период 50-80 годов стала посвящённая Сусанину главка в 3-й книге поэмы Н.П. Кончаловской “Наша древняя столица”, вышедшей в 1953 году (1-я книга была опубликована в 1947 году, когда отмечалось 800-летие Москвы). Эта поэма замечательна тем, что её автор – внучка великого В.И. Сурикова – сумела в сталинское время ярко и талантливо изложить в стихах, обращённых к детям, историю нашей столицы. Так вот, в 3-й книге поэмы подвигу Сусанина посвящается особая глава “Быль о славном патриоте – о Сусанине Иване”, в которой рассказывалось, как после освобождения Москвы ополчением Минина и Пожарского польские феодалы, узнав, что избранный царь Михаил Федорович находится в Костроме, решают:
Пусть отряд наш собирается
И прикончит там царя!
Отряд попадает в Домнино, Сусанин заводит поляков в болото, они его убивают и сами гибнут.53 Но, повторим, поэма Н.П. Кончаловской, восходящая в своём описании подвига Сусанина к его традиционной дореволюционной версии, являлась исключением.

В 1958 году в Костроме была опубликована поэма “Иван Сусанин”, написанная молодым поэтом А. Петровым. Эта поэма стала, пожалуй, вторым исключением из “антимонархического” правила: Сусанин в ней также отдавал жизнь, спасая царя. Но зато автор, пользуясь своим правом на художественный вымысел, предварил гибель Сусанина описанием эпизода, будто бы случившегося с ним весной (видимо, 1612 года). Сусанин с сыном ехал тогда с возом по дороге и ему повстречался “боярский недоросль верхом”, одетый как польский пан, за которым ехала челядь “в расшитых золотом кафтанах”. Сусанин замешкался уступить дорогу 15-летнему боярскому сыну, и тот распорядился сбросить воз с дороги, а самого Сусанина выпороть.

Через несколько месяцев, узнав, что высекший его боярский сын избран царём России и что ему угрожают поляки, Сусанин испытывает колебания:

И вот, решившись, Сусанин ведёт поляков по лесу:

Но в целом в поэзии господствовало отрицание того, что Сусанин спасал царя. Поэтесса Н. Зверева в 1966 году в довольно сумбурном, но “идеологически верном” стихотворении “Сусанин”, описывающем, как ополчение Минина празднует в Костроме масленицу, писала:

Открытие в Костроме в 1967 году памятника Сусанину придало поэтам новый импульс для творчества. В 1968 году в “Северной правде” была опубликована песня Ю. Рыбникова “Иван Сусанин”, в которой говорилось:

В 1968 году в нерехтской районной газете было опубликовано большое стихотворение “За русскую землю” поэта С. Калягина, имеющее подзаголовок “Светлой памяти Ивана Сусанина, земляка нашего, посвящается”. Стихотворение начинается с того, что Сусанин, весь день проковавший по приказу своего боярина копья в кузнице, уставший, приходит домой:

Жена, не понимающая высоких мыслей мужа, подходит к нему с чашей мёда.

Уходя с поляками, Сусанин прощается с женой:

А вот как С. Калягин показывает гибель Сусанина:

В 1973 году в “Северной правде” был опубликован “Сказ об Иване Сусанине” Е. Старшинова, являющийся в каком-то смысле “вершиной” поэтической Сусанинианы этого времени.

“Сказ”, в котором полностью отсутствует рассказ об исторических обстоятельствах гибели Сусанина, начинается с главки “Зачин”.

Затем автор весьма натуралистически показывает, как гибнут поляки, заведённые Сусаниным в болото:

“Сказ” кончается почти так же, как и был начат:

В стихах о Сусанине обычно присутствует высокая патетика, к месту и не к месту обильно приправленная советским патриотизмом. Типичным в этом отношении является напечатанное в 1960 году в сусанинской районной газете стихотворение Г. Куликова “Сусанину”.

Опровергая “царскую” версию, поэты давали отпор тем, кто вообще не верил в существование Сусанина. В. Лебедев в стихотворении “Рукавица Сусанина”, опубликованном в 1982 году, писал:

Естественно, что в конце стихотворения автор хлещет подобного маловера в сальных очках найденной им в лесу рукавицей Сусанина. В целом же в стихах о Сусанине 50-80 годов при всём обилии пафоса и идеологии было очень мало и истинной поэзии, и истинного патриотизма, предполагающего любовь к родному краю и ощущение кровной связи с его историей.