Сусанин и война

22 июня 1941 года началась война, уже через несколько дней получившая название “Отечественной”. Война была настоящая, большая, совсем не похожая на ту игрушечно-победоносную из популярного предвоенного фильма “Если завтра война”. Пролетариат Германии не восставал как один человек, узнав о нападении на СССР, немецкие солдаты не обращали свои штыки против клики Гитлера, а Красная армия не отбрасывала врага от наших рубежей в один миг “малой кровью, могучим ударом”, как должно было быть согласно схемам коминтерновско-советской пропаганды. Всё происходило, как и должно быть в реальной жизни.

Впрочем, в тылу это выяснилось не скоро, и пропаганда, сразу же мобилизовавшая образ народного героя и патриота Сусанина на военные нужды, мыслила ещё прежними шаблонами. Так, например, председатель домнинского колхоза им. НКВД И. Пухов писал в районную газету (его письмо было опубликовано в номере от 26 июня): “В ответ на зверское нападение фашистских шакалов потомки народного героя Ивана Сусанина, колхозники сельско-хозяйственной артели имени НКВД, Сусанинского сельсовета, с удвоенной энергией работают на полях. <…> По примеру народного героя Ивана Сусанина, отдавшего свою жизнь за родину, мы отдадим всё, что нужно для Красной Армии, чтобы обеспечить быстрейшую победу над врагом”.1 Но обеспечить быстрейшую победу было не так легко. Немцы неотвратимо двигались вглубь СССР, Красная армия, терпя поражение, отступала, над страной нависла более чем реальная угроза военного поражения и оккупации. И в этих условиях произошло то, что было естественно для любой нации, которой угрожала смертельная опасность, – обращение к героическим образам предков, к попранным национальным традициям России. В пламени войны прежние кумиры – типа Ворошилова и Будённого – окончательно отошли на задний план, уступив место образам, словно вставшим из глубины русской истории – Александру Невскому и Дмитрию Донскому, Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому, Суворову и Кутузову. В этой шеренге исторических героев России, помогавших потомкам защищать Родину, был и Иван Сусанин, героический и трагический образ которого из чисто книжного стал в то жестокое время живым и близким современным поколениям. а Характерно в этом отношении стихотворение “Сусанин”, написанное С.Н. Марковым (костромичом по происхождению) в 1941 году. Трагическое ощущение времени первого года войны придаёт образам Сусанина и иноземных врагов поразительную современность.


Трещат лучины ровные пучки,
Стучит о кровлю мёрзлая берёза.
Всю ночь звенят запечные сверчки
И лопаются брёвна от мороза.

А на полу под ворохом овчин
Кричат во сне похмельные гусары –
И ляхи, и оборванный немчин,
И чёрные усатые мадьяры.

Прощайте, избы, мёрзлые луга
И тёмный пруд в серебряной оправе…
Сколь радостно идти через снега
Навстречу смерти, подвигу и славе.

Сверкает ледяная бахрома.
Сусанин смотрит грустными глазами
На полдень, где укрылась Кострома
За древними брусничными лесами.

И верная союзница-метель
По соснам вдруг ударила с размаху.
“Метель, стели мне снежную постель,
Не зря надел я смертную рубаху…”

И почему-то вспомнил тут старик
Свой тёплый кров… “Оборони, владыко:
Вчера забыл на лавке кочедык
И золотое липовое лыко.

И кочедык для озорных затей
Утащат неразумные ребята.
Ленился, грешник, не доплёл лаптей,
Не сколотил дубового ушата…”

И вздрогнул лес, и засветился снег,
Далёким звоном огласились дали,
И завершился стариковский век
Причастьем крови и туманной стали.3


В войну о Сусанине писали немало, причём из двух предвоенных версий его подвига – с царём Михаилом Федоровичем и без него – в ту пору полностью господствовала “царская” версия. На время было как бы забыто, что Михаил Федорович был главой “феодально-крепостнической диктатуры”, и на передний план выступило соображение, что он – русский царь. Вот лишь один образец того, как писали о Сусанине в войну, – очерк “Ярославцы”, помещённый в сентябре 1942 года в газете наркомата обороны “Красная звезда”. В очерке, повествующем об участии ярославцев в защите русской земли, подробно рассказывалось о подвиге Сусанина в его “царской” версии и, в частности, говорилось: “Иван Сусанин согласился быть проводником, и шайка тронулась в путь. Но лесу не было конца, а зимней долгой ночи – рассвета. За такую ночь далеко можно в лес завести… Он и завёл – сын русского народа Иван Сусанин. Кругом дремучей стеной стояли мохнатые от снега, могучие русские ели. От звёздного морозного света синел снег. Перед Сусаниным стояла кучка тяжело дышавших, измотанных, пёстро одетых дураков, которые поверили ему, что он поможет, что он, старик, предаст Россию…

Спокойное мужество, мужество Сусанина принесли с собой ярославцы и в отечественную войну с фашизмом”.4

В военные годы немало писали о людях, в той или иной степени повторивших на оккупированной территории подвиг Сусанина. Наибольшую известность приобрёл подвиг “псковского Сусанина” – М.К. Кузьмина, приведшего под Великими Луками 14 февраля 1942 года отряд немцев под огонь наших солдат (посмертно в 1965 году М.К. Кузьмину было присвоено звание Героя Советского Союза).5 Весной 1942 года в журнале “Звезда” был напечатан рассказ-очерк В.Я. Шишкова “Советский Сусанин”, посвящённый, в частности, подвигу М.К. Кузьмина (в 1943 году под названием “Сусанины Советской земли” он был включён в книгу рассказов В.Я.Шишкова). Характерно начало этого рассказа-очерка: “Каждому советскому человеку дорог светлый образ Ивана Сусанина. Незабываемый облик мстителя за свой народ жив и поныне. Наша освободительная Отечественная война во множестве родит советских Сусаниных”.6

В целом образ Ивана Сусанина в войну, пожалуй как никогда, имел двойственный характер. С одной стороны, старый русский крестьянин-герой не мог не вызвать у людей живую “теплоту патриотизма” – патриотизма естественного, нормального, без которого нельзя одержать победу. С другой стороны, на официальном облике Сусанина в то время, как никогда, лежала печать патриотизма казённого (хотя использование пропагандой имени Сусанина в годы войны, конечно, носило несравненно более естественный и политически чистый характер – в отличие от периода 1938-1939 годов, когда этим именем прикрывали преступления сталинского режима). Пожалуй, нагляднее всего эта двойственность проявилась в конце 1942 года, во время сбора средств на строительство танковой колонны имени Ивана Сусанина.


Танковая колонна имени Ивана Сусанина

7 ноября 1942 года – в разгар Сталинградской битвы – Сталин выступил с докладом на торжественном заседании Моссовета, посвящённом 25-й годовщине Октябрьской революции. Несколько дней спустя члены колхоза “Красный доброволец” Избердеевского района Тамбовской области “в ответ на доклад” вождя выступили с почином о сборе средств на строительство танковой колонны “Тамбовский колхозник”. Почин этот был, естественно, организован “сверху”, но, как и всегда, изображалось, что он идёт “снизу” – от широких колхозных масс. Фактически это был очередной, возложенный на колхозное крестьянство, военный налог. Пример тамбовцев, как писала в те дни “Правда”, “воодушевил всех колхозников советской страны”, 7 и организованный обкомами партии сбор средств на строительство новых танковых колонн развернулся повсеместно. Вслед за “Тамбовским колхозником” в считанные дни были проявлены инициативы о строительстве “Московского колхозника”, “Рязанского колхозника”, “Ивановского колхозника”, “Красноярского колхозника”, “Челябинского колхозника” и т.д., и т.д. Не могла, конечно, остаться в стороне и Ярославская область, где в начале декабря члены колхоза “Восход” Ярославского района, поддержав почин тамбовцев, выступили с инициативой о сборе средств на танковую колонну своей области. Первоначально колонну предполагалось назвать по общему шаблону – “Ярославский колхозник”, б однако вскоре ей было решено дать другое имя. Во второй половине декабря группа колхозников из Сусанинского района обратилась в Ярославский обком ВКП(б) с письмом – скорее всего, в самом обкоме и написанном, – в котором говорилось: ”Великий патриот земли русской Иван Сусанин отдал свою жизнь за Родину. Следуя патриотическому почину тамбовских колхозников, мы, колхозники и колхозницы колхозов имени НКВД, имени Сталина, имени Фрунзе, имени Молотова, “Красное Знамя”, имени Калинина и другие, Сусанинского района, в собрав на строительство танковой колонны 900 тысяч, просим обком ВКП(б) присвоить ей имя народного героя нашего земляка Ивана Сусанина. Пусть танки с именем Ивана Сусанина беспощадно громят гитлеровских бандитов. Пусть имя Ивана Сусанина зовёт наших родных красных воинов вперёд, на разгром врага”.9

Одновременно с этим письмом в газетах были опубликованы две телеграммы: одна – 1-го секретаря обкома партии А.Н. Ларионова Сталину, гласившая: “Москва, ЦК ВКП(б), товарищу Сталину. Колхозники и колхозницы Ярославской области, по примеру тамбовских колхозников, в течении нескольких дней собрали 70 миллионов рублей на строительство танковой колонны и просят Вас, товарищ Сталин, присвоить танковой колонне Ярославских колхозников имя русского народного героя, ярославского земляка, Ивана Сусанина. Сбор средств продолжается”;10 и вторая – ответ Верховного Главнокомандующего: “Передайте колхозникам и колхозницам Ярославской области, собравшим 70 миллионов рублей на строительство танковой колонны имени Ивана Сусанина, мой братский привет и благодарность Красной Армии. И.Сталин”.11

Таким образом, присвоение танковой колонне имени Сусанина было санкционировано на самом высоком уровне. Разумеется, по поводу сталинской телеграммы по всей области прошли митинги трудящихся, а обком и облисполком выступили со специальным обращением “Ко всем колхозникам и колхозницам, ко всем трудящимся Ярославской области”, в котором говорилось: “Товарищи колхозники и колхозницы! В ответ на телеграмму товарища Сталина усилим сбор средств на строительство мощной танковой колонны ярославских колхозников имени Ивана Сусанина. Все колхозники и колхозницы нашей области должны стать активными участниками сбора средств на танковую колонну”.12

В те декабрьские дни имя Сусанина склонялось в прессе и на митингах непрерывно, а 25 декабря – в день, когда сбор средств на колонну в результате “широкой разъяснительной работы” должен был, согласно постановлению бюро обкома, успешно завершиться – в областной газете “Северный рабочий” появилась большая статья “Иван Сусанин”. После рассказа о подвиге Сусанина – разумеется, в его “царской” версии, с информацией о Михаиле Романове – шёл текст: “С тех пор прошло 330 лет. Но память о подвиге Ивана Сусанина не померкла. Свет этого подвига озаряет сейчас пути наших воинов, отстаивающих родную страну от нашествия немецко-фашистских бандитов. Когда потомки народного героя сходятся с врагом в неравной схватке, они не отступают. <…> Бессмертный подвиг Ивана Сусанина вдохновляет воинов Красной Армии на смертный бой с фашистскими извергами, на борьбу за свободу, честь и независимость родной страны. Имя Сусанина стало символом беззаветного служения родине.

<…> Нам, ярославцам, Сусанин особенно близок и дорог – это наш земляк. Родина Ивана Сусанина – бывший Молвитинский район. По требованию трудящихся район был назван Сусанинским. г

Сейчас, по патриотическому почину тамбовских колхозников, колхозники нашей области вносят свои трудовые сбережения на строительство танковой колонны. <…> По просьбе трудящихся Сусанинского района этой колонне присвоено имя ярославского крестьянина Ивана Сусанина.”13 Процитировав затем строки из популярной предвоенной песни: “Гремя огнём, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход”, – автор кончил статью так: “На своём пути они будут расстреливать, сокрушать, давить живую силу и технику врага. Это будет продолжение легендарного пути Ивана Сусанина, славный путь победы.

Чем больше танков пойдёт в колонне имени великого патриота земли русской, тем быстрее будет очищена родная земля от фашистской нечисти. Кровь предка зовёт ярославских колхозников умножить свои усилия в борьбе с иноземными захватчиками”.14

После сбора средств на строительство танковой колонны д и высочайшего – самим Сталиным – освящения её названия, имя Сусанина окончательно стало культовым, священным, звучавшим с самых высоких трибун. Например, выступая в конце января 1943 года в Ярославле на совещании секретарей колхозных комсомольских организаций области, I-й секретарь ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайлов, в частности, сказал: “Вам, товарищи ярославцы, можно законно гордиться <…> бессмертным подвигом вашего земляка Ивана Сусанина, вам, товарищи, можно гордиться тем, что в эту великую войну нашёлся не один представитель советской молодёжи из среды ярославской молодёжи, который оказался достойным преемником <…> Сусанина”.18 А ведь с момента “реабилитации” Сусанина прошло всего лишь 4 года! Впрочем, неуклонное повышение статуса Сусанина имело и свои реальные положительные стороны. Именно по этой причине на завершающем этапе войны произошло возрождение Успенской церкви в Домнине.


Фото Г.П. Белякова. 1953 г.

Храм в Домнине снова действует.

Возрождение домнинского храма

К осени 1943 года война была в самом разгаре. Наши войска с боями шли на запад, в тылу на непосильной работе надрывались пресловутые “колхозники и колхозницы” – женщины, старики и подростки, пропаганда по-прежнему – в числе других имён наших великих предков – склоняла имя Сусанина, а Успенский храм в Домнине оставался в своём осквернённом виде, продолжая служить зернохранилищем колхоза имени НКВД; вытоптанное в предвоенные годы кладбище возле него зарастало травой. Верующие ходили молиться – а молиться в войну было о чём! – в дальние храмы, чудом уцелевшие от разгрома 30-х годов, в частности, – в Троицкую церковь села Исупова. Казалось, так будет всегда; и вдруг произошло настоящее чудо – храм был возрождён.

Как известно, после поистине исторической встречи Сталина 4 сентября 1943 года с иерархами Русской Православной Церкви произошёл довольно крутой, но, в принципе, логично вытекающий из всей практики военных лет поворот политики государства в отношении к церкви. Последней было разрешено вновь избрать патриарха, разрешено иметь духовные академии и семинарии, разрешён выпуск церковных изданий, и – главное – в результате этого поворота было возрождено довольно большое количество храмов. Причин для такой смены курса было довольно много, но одной из главных была та, что Сталин, готовясь к выходу Красной армии за пределы государственной границы СССР, срочно принимал меры для придания своему режиму большей респектабельности (в это же время был распущен и Коминтерн). Однако, не будь даже этой причины, церковь всё равно рано или поздно получила бы те права, что были ей даны в 1943 году. В 30-е годы уничтожив в ней почти всё, что представлялось опасным для его власти, Сталин мог, как ему казалось, – в соответствии с давними русскими традициями – вновь сделать церковнослужителей частью своего государственного аппарата.

В результате этой либерализации, плоды которой в силу целого ряда причин в костромском крае были очень и очень скромными, и произошло возрождение старого домнинского храма. По-видимому, или в конце 1943 года, или в начале 1944-го жившая в Домнине монахиня Троицкого Сумароковского монастыря е Ксения (Груздева), бывшая членом прежнего церковного совета, вместе с другими верующими стала писать в Москву, прося власти вернуть домнинцам храм. В прошениях она указывала на историческое значение Успенской церкви и на её связь с именем Сусанина. И произошло чудо: землякам русского народного героя не отказали – из Москвы пришло распоряжение передать храм религиозной общине. Вскоре – согласно материалам архива Костромской епархии, это произошло 15 августа 1944 года, на Успение Божией Матери19 – в Домнино был назначен священник о. Геннадий Горицкий. Совместно с прихожанами 67-летнему священнику, заступившему на место расстрелянного о.Константина Сокольского, довольно быстро удалось восстановить храм, тем более, что иконостас в нём пострадал сравнительно немного. В Успенскую церковь было снесено немало сбережённых икон из других закрытых храмов округи, и в том же 1944 году она вновь после освящения стала действовать.

Так тень Сусанина помогла домнинцам возродить свой храм, ибо либерализация либерализацией, но не будь они земляками высочайше признанного патриота земли русской – храм в Домнине и поныне, быть может, пребывал бы в мерзости запустения.

Тогда же, в августе 1944 года, произошло ещё одно важное событие: Указом Президиума Верховного Совета СССР из состава Ярославской области была выделена (а по сути, восстановлена) Костромская область. Для Сусанина этот факт имел то значение, что его наконец-то перестали именовать ярославцем, и к концу войны он снова стал тем, кем и был всегда, – костромским крестьянином.

научная и художественная литература