“За службу к нам, и за кровь , и за терпение…”
Итак, Иван Сусанин, стараясь отвести угрозу от Марфы Ивановны и Михаила Романовых (а может быть, и в самом деле отведя её, ценой собственной жизни), был убит “польскими и литовскими людьми” в селе Исупове поздней осенью 1612 года. Через какое-то время его тело, конечно, было привезено в вотчину, отпет Сусанин мог быть или в Воскресенской церкви Домнина, или в зимнем храме Михаила-Архангела в Спас-Хрипелях, а предали его земле, вероятнее всего, как и положено, на приходском кладбище в Спас-Хрипелях.
Через несколько месяцев жители домнинской вотчины узнали поразительную новость о том, что новым царём “всея Руси” избран сын их хозяйки, что из Москвы в Кострому, в Ипатьевский монастырь, прибыло большое посольство, с которым Михаил Романов и его мать уехали в столицу. О жизни Богдана Собинина, Антониды и их сыновей в это время нам ничего не известно. Они продолжали жить в Деревеньках, разумеется, как и было заведено, в дни поминовения посещая могилу Сусанина.
И после гибели Сусанина домнинская округа, как и весь костромской край, ещё, по крайней мере, несколько лет не знала мира и покоя. Не знала их и вся Россия. Иногда в популярной литературе изображается так, что после избрания на царский престол Михаила кошмары Смутного времени чуть ли не окончились; но это не так. Поляки, не признавая Михаила Федоровича царём, продолжали войну, и России ещё несколько лет приходилось напрягать все свои силы в борьбе с иноземцами.
И пока продолжалась война, ни о каком возвращении из польского плена отца русского царя, Филарета Никитича, конечно, не могло быть и речи. Лишь после того, как 1 декабря 1618 года в деревне Деулино под Троице-Сергиевым монастырём между Россией и Речью Посполитой на 14 с половиной лет было заключено перемирие, решилась и судьба Филарета. 14 июня 1619 года торжественно встреченный Филарет въехал в Москву, 22 июня на церковном соборе произошло его наречение, а 24 июня – поставление в патриархи. 24 августа, как мы помним, Михаил Федорович и Марфа Ивановна отправились с благодарственным паломничеством на Унжу; 10 сентября они прибыли в Кострому, а вечером 17 сентября – в Домнино. Только здесь царь и его мать узнали о судьбе Сусанина, после чего, по-видимому, было дано указание перезахоронить прах Сусанина с приходского кладбища в Спас-Хрипелях в подклет Успенской церкви Домнина (подробнее об этом в следующей главе), а по возвращении в Москву “по совету и прошению” Марфы Ивановны Михаил Федорович выдал потомству Сусанина жалованную грамоту от 30 ноября 1619 года.
Грамотой, выданной “Богдашке Собинину”, царь жаловал сусанинскому зятю “в Костромском уезде нашего дворцового села Домнина половину деревни Деревнищ”. Согласно грамоте, на Богдана “ и на детях его, и на внучатах, и на правнучатах, наших никаких податей, и кормов, и подвод, и наметных всяких столовых и хлебных запасов, и городовые поделки, и в мостовщину, и в иныя ни в какия подати имати с них не велели, велели им тое полдеревни во всём обелить” (т.е. освободить от всех видов повинностей и налогов – Н.З.). Грамота особо оговаривала: “А будет то наше село Домнино в который монастырь и в отдаче будет, тое полдеревни Деревнищ <…> ни в который монастырь с тем селом отдавати не велели, велели по нашему царскому жалованию владеть ему Богдашке Собинину, и детям его и внучатам, и правнучатам, и род их во веки неподвижно”.1
Судя по всему, грамота узаконила освобождение (“обеление”) от всех повинностей той земли, которой фактически владел Собинин к 1619 году. Учитывая, что в 1631 году в Деревеньках было три крестьянских двора, можно предположить, что в 1619 году их было только два, один из них – собининский, почему зять Сусанина и получил “полдеревни”.
Таким образом, Романовы почтили память Сусанина истинно “по- царски” – его останки были похоронены в церкви (по понятиям того времени такое погребение считалось наиболее престижным – в стенах храмов хоронили, как правило, только представителей высших слоёв тогдашнего общества – царей, князей, церковных иерархов и т.д.), его потомки были “обелены” от всех видов налогов и повинностей (что также было для того времени – как и для любого другого – наградой необычайно высокой). Упомянем и ещё об одном значимом факте: в грамоте от 30 ноября 1619 года Сусанин назван полным именем “Иван”, а не уничижительным “Ивашкой”, как было положено (в то время как Богдан Собинин там же назван в соответствии с принятыми нормами “Богдашкой”). Всё это говорит о том, что Романовыми двигала не только память о старом слуге, тем более понятная и объяснимая во время благодарственного паломничества к “цельбоносному гробу” преподобного Макария, но и о том, что подвиг Сусанина был ими оценён необычайно высоко.
Переселение потомков Сусанина в Коробово
С 1619 года Богдан Собинин и его семья стали так называемыми “белопашцами” – т.е. свободными крестьянами, не несущими никаких повинностей в чью-либо пользу. Однако свобода их длилась недолго – чуть более десяти лет. 26 января 1631 года, находясь при смерти, Марфа Ивановна, как это было принято тогда, пожаловала на помин своей души московский Новоспасский монастырь – место упокоения почти всех Романовых – “селом Домниным и сельцом Хрипели и Водожским ямом з деревнями, и с починками, и с лесы, и с луги, и з болоты, со всеми угодьи, что к тем селам и деревням, и к Водожскому яму, и к починкам, и к пустошам истари потягло куда ходил плуг, и соха, и коса, и топор”.2 27 января 1631 года “великая государыня инока Марфа Ивановна” скончалась, и, согласно её духовной грамоте, вместе со всей домнинской вотчиной “в дом ко Всемилостивому Спасу на новое, что на Москве возле Крутиц” перешла и деревня Деревеньки.3 Настоятель Новоспасского монастыря архимандрит Тихон, в соответствии с духовной грамотой царской матери, естественно, “очернил” потомков Сусанина, т.е. возложил на них, как и на всех остальных крестьян бывшей вотчины инокини Марфы, различные повинности в пользу монастыря.
Как могло случиться, что потомков Сусанина, обелённых царской грамотой, вновь обратили в зависимое состояние, да ещё и вопреки прямому запрету той же грамоты отдали монастырю? Как могла Марфа Ивановна, богомольная женщина, монахиня, пойти на пороге могилы на такое, вне всякого сомнения, не слишком богоугодное дело, как передача свободных людей – потомков человека, отдавшего жизнь, спасая её единственного сына, – в собственность монастыря? Тем более, что этим перечёркивалась грамота, появившаяся в результате благодарственного паломничества к мощам преподобного Макария Унженского.
Может, причиной этого был властный характер Марфы Ивановны, поступающей по своему выбору, не считаясь ни с чем? Конечно, нет. Вероятно, делая вклад в монастырь, в стенах которого ей предстояло обрести вечный покой, и находясь при смерти, о половине Деревенек Марфа Ивановна просто забыла. Или же – что ещё вероятнее – напутали, не проверив всё, как следует, те, кому было поручено составить её духовную грамоту. Но как бы там ни было, получилось нехорошо, и вольно или невольно Марфа Ивановна взяла на свою душу немалый грех, а ошибка с Деревеньками имела большие последствия.
Деревня Коробово - селение потомков Ивана Сусанина.
Фото Г.П. Белякова. 1997 г.
К январю 1631 года Богдан Собинин уже умер, и овдовевшей Антониде пришлось защищать свои права и своих детей самой. Согласно преданию, бытовавшему среди потомков Сусанина, Антонида после смерти мужа ездила в Москву и даже будто бы жила в царском дворце.4 Вполне возможно, что это предание – над которым очень смеялся Н.И Костомаров – отражает реальные события. Судя по всему, Антонида действительно отправилась в Москву, где и подала на имя царя не дошедшую до нас челобитную, в которой было указано на свершённую с семьёй Сусанина несправедливость и на нарушение царской грамоты 1619 года. Н.Н. Виноградовым был опубликован документ, датированный 6 февраля 1632 года, свидетельствующий о том, что по указу царя началось разбирательство обстоятельств передачи Новоспасскому монастырю половины деревни Деревеньки. а Результатом этого разбирательства была новая жалованная грамота от 30 января 1633 года, которой “вдову Антонидку и с детьми ея с Данилкой да Костькою” царь пожаловал “вместо тое деревни Деревнищ <…> в Костромском уезде, села Красного, приселка Подольского пустошь Коробово в отчину и в род их во веки не подвижно”.6 Этой грамотой Михаил Федорович, не смея нарушать предсмертную волю матери, взамен половины их родной деревни возле Домнина пожаловал дочери Сусанина и её сыновьям пустошь Коробово, находившуюся в противоположном конце тогдашнего огромного Костроского уезда (ныне это деревня Коробово Красносельского района Костромской области).
Всё, казалось бы, кончилось хорошо, и справедливость была восстановлена, если не считать того, сколько довелось пережить близким Сусанина, и того, что им в результате ошибки какого-то чиновника пришлось переселяться из родных мест и от родных могил. Переселение потомков Сусанина из-под Домнина, безусловно, явилось и одной из главных причин последующего забвения его могилы (об этом подробнее будет в следующей главе). Ясно, что останься они на родине, этого бы не произошло – известно, как потомки Сусанина берегли память о своём знаменитом предке в Коробове. Таковы последствия ошибки, ответственность за которую, так или иначе, лежит на Марфе Ивановне.